Доклад «Политическая локализация как фактор электорального успеха»

 

Фонд «ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПОЛИТИКА»

 

Доклад

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛОКАЛИЗАЦИЯ КАК ФАКТОР ЭЛЕКТОРАЛЬНОГО УСПЕХА

На материале избирательных кампаний 2012-2014 гг.

 

Москва, 2014

 

ВВЕДЕНИЕ. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РЕГИОНАЛЬНЫХ ИЗБИРАТЕЛЬНЫХ КАМПАНИЙ 2012-2014 ГГ.

Содержанием данного доклада фонда «Петербургская политика» будет служить анализ основных тенденций, которые проявили себя в ходе региональных избирательных кампаний 2014 года и смежных с ними выборов 2012-2013 гг.

Интерес к кампаниям последних трех лет, помимо естественного замера электоральных настроений и адаптации избирательной системы и электоральной практики РФ к изменениям избирательного законодательства, обусловлен формированием экспертных и административных ожиданий от предстоящих в 2016 году выборов нового состава Государственной думы федерального собрания РФ.

По ее результатам будет во многом определяться политическая конфигурация России будущего десятилетия.

С некоторой долей условности можно говорить о том, что региональные выборы последнего времени являются своеобразным полигоном для адаптации к изменившимся условиям и отработкой новых технологий, которые должны быть в полной мере задействованы при проведении парламентских выборов.

Генерализирующим содержанием кампании 2016 года будет являться способность той или иной политической силы выстроить эффективную стратегию на выборах по одномандатным (мажоритарным) округам, предложить избирателю электоральное меню, адекватное его ожиданиям.

Основываясь на практике последнего времени, емкость партийного поля, ожидания от того, как распределяться голоса избирателей в данном соревновательном сегменте, можно в общих чертах оценить уже сегодня.

Безусловно, оно девиантно по своей природе, время, оставшееся до выборов 2016 года, многократно внесет свои коррективы в базовые расклады голосов, однако общие принципы работы при избрании депутатов по партийным спискам, принципиальные подходы к ним, мера участия федеральных властей и конкретных персоналий в них останутся во внутренней сути своей неизменны.

Иначе обстоит дело с выборами по мажоритарным округам. Со времени их фактического упразднения – дума 2003 года была сформирована с учетом мажоритарного принципа – сменилось несколько политических подсистем.

Есть основания полагать, что по состоянию на сентябрь 2014 года федеральная власть не определилась с принципиальными подходами и принципами работы на выборах одномандатников.

Региональные избирательные кампании в этой связи должны были продемонстрировать, как наиболее эффективно следует выстраивать работу с мажоритарными проектами. Согласно одной точке зрения необходимо сосредоточиться на формировании пула федеральных политиков, вытягивающих голосование на любой (или почти любой) территории благодаря первичной известности и медийному ресурсу, мобилизованному в пользу кандидата. Согласно другому мнению, имеет смысл в самый короткий временной промежуток запустить ряд глубоких региональных исследовательских программ, имеющих своей целью поиск, рекрутинг и интеграцию во властную орбиту локальных лидеров общественного мнения (ЛОМ), представляющих интерес для избирателей и имеющих в сложившихся условиях стабильный и значимый рейтинг.

Материалы избирательных кампаний последнего времени, анализ их основных событий, технологий и тенденций, по нашему мнению, достаточно наглядно свидетельствуют о том, какой путь следует избрать.

 

РАЗДЕЛ 1. СОВРЕМЕННАЯ ИЗБИРАТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА РФ. ОСНОВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ

Сложившаяся в Российской федерации политическая система обладает целым рядом черт, которые накладывают значимый отпечаток на электоральное поведение населения и ход избирательного процесса.

Важнейшей ее характеристикой является переходный характер институтов и подходов к ним, практикующихся в настоящее время. Современное состояние вбирает в себя принципы предшествующего периода, главное содержание которого обнаруживало себя в попытке построения партийных институтов, и тенденции последнего времени, во многом дезавуирующие такой подход.

Можно говорить о том, что прежняя модель, с точки зрения власти, показала свою ограниченную пригодность и известную способность к саморазвитию.

Результаты парламентских выборов 2011 года продемонстрировали, что граждане оказываются в большей или меньшей степени готовы к реализации своего избирательного права по тем правилам и принципам, которые действующая власть считала необходимым артикулировать на тот момент.

Позднейшие сетования на то, что электорат-де оказался недостаточно сознательным и отдавал свои голоса «не тем» политическим силам, при ближайшем рассмотрении оказываются несостоятельными.

Следует отдавать себе отчет в том, что для достаточно жесткой российской политической системы парламентские выборы являются одной из немногих легальных форм открытого протеста, в ходе которых население выражает недовольство поведением существующих элит.

Известные издержки, возникающие в этой связи, могут быть обусловлены тем, что люди в недостаточной степени готовы отождествить себя с тем или иным брендом/политическим лидером, примером чему, в частности, служит опыт построения кабинетных правых и демократических движений.

Ни «Демократический выбор» А.Богданова, ни «Гражданская сила» А. Рявкина – М. Барщевского не вызывали у целевой аудитории проекта ничего, кроме системного отторжения.

В этом и схожих с ним случаях наблюдалась тенденция, аналогичная глобальной перцептивной модели избирательных институтов РФ: по мнению российского избирателя, спикеры, вербализующие интересы элит, заведомо нелегитимны, поскольку он, избиратель, не ощущает своей органической связи с ними и озвучиваемыми ценностными повестками.

Естественным образом элитные институты, в том числе и партийные, воспринимаются электоратом как своего рода самозванческие сообщества, в связи с чем любая попытка их приземления, привязки к почве, оборачиваются системным конфузом.

Характерным примером может служить восприятие профанным избирателем института первичных выборов ВПП «Единая Россия».

Наблюдатели неоднократно заявляли о том, что проведенные летом 2011 года «праймериз» нанесли имиджу «Единой России» ущерб, сопоставимый с массированными медийными кампаниями оппонентов.

В ходе выдвижения кандидатов в депутаты Государственной думы реальные победители голосования на территориях, представлявшие местные управленческие элиты, были либо вовсе выключены из избирательного процесса, либо оттерты на вторые роли. Примером подобного подхода может служить предварительное голосование в Архангельской области. Вместо набравших наибольшее количество голосов выборщиков архангелогородских управленцев список партии возглавил такой авторитетный политик, как В. Пехтин, в скором времени из-за известных событий принужденный сложить с себя депутатские полномочия.

Логика федеральных функционеров считывалась достаточно легко. Партийное руководство было заинтересовано в сохранении статус-кво и продвигало на ключевые позиции коллег, в отношении лояльности которых не существовало сомнений. «Интегрированный» предпочтительнее «избираемого» - под таким лозунгом прошел предыдущий избирательный цикл.

Изменения в избирательном законодательстве, осуществленные в 2012-2013 гг., привели к тому, что прежние подходы представляются в высокой степени неприменимыми. Ситуацию, при которой условного А.Силуанова можно сделать депутатом от, скажем, Тамбовской области, представить можно, однако трудно сосчитать, сколько именно дополнительных ресурсов потребуется ему в противостоянии, скажем, с коммунисткой Т.Плетневой, кандидатом, глубоко укорененным в местных реалиях.

В этой связи основная угроза действующей власти по состоянию на сентябрь 2013 года видится в том, что последняя не вполне отдает себе отчет в специфике соревновательного поля на предстоящих в 2016 году выборах, а потому не обладает достаточным количеством электорально привлекательных кандидатов, полноценно интегрированных в существующую политическую систему.

На сегодняшний момент, подавляющее большинство людей, защищающее ее интересы в представительных органах федерального уровня, не имеет серьезного электорального опыта, что делает их нынешние шансы на избрание существенно ниже, чем это представлялось бы при прежней политической модели.

А раз так, то перед федеральными руководителями возникает ситуация глобального выбора приоритетов. Следует озаботиться или сохранением прежней представительской элиты, при всех понятных оговорках доказавшей свою способность исполнять поручения лиц, реально принимающих решения, или сделать упор на поиск и рекрутинг кандидатов, реально популярных на территориях, но при этом несколько более самостоятельных, чем это было принято у парламентских единороссов в 2007-2016 годах.

В первом случае следует быть готовым к серьезным ресурсным вложениям вкупе с резким ужесточением избирательной практики и, как следствие, росту издержек и протестных настроений. Во втором - необходимо озаботиться построением эффективных линий взаимодействия с региональными руководителями, способными выстроить приемлемые интеграционные модели для кандидатов, представляющих интерес для избирателей и требующих в этой связи существенно меньших вложений.

Избирательная практика последних циклов наглядно доказывает эффективность второго пути.

 

РАЗДЕЛ 2. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЛОКАЛИЗАЦИЯ. ФАКТОРЫ И УРОВНИ

 

Очевидно, что одним из основных критериев достижения успеха в ходе любой избирательной кампании будет являться адресная работа с целевыми электоральными группами. С учетом опыта предшествующих кампаний и возрастающего уровня избирательной соревновательности можно говорить о том, что традиционное сегментирование электората по половозрастному и имущественному признаку не может удовлетворять возрастающей сложности процессов, с которыми приходится иметь дело организаторам избирательных кампаний.

В этой связи приходится говорить о комплексе факторов, которые можно было бы обозначить в качестве маркеров политической локализации.

Именно последняя, по нашему мнению, является ключевым условием формирования подхода к работе с целевыми группами в ходе предстоящих избирательных кампаний.

Под «политической локализацией» мы понимаем совокупность социоэкономических, культурных и ментальных факторов, оказывающих влияние на формирование электорального сознания избирателя, локализованного в своем выборе на определенной территории.

При работе с большим массивом данным следует различать широкую социально детерминированную и собственно политическую локализацию электоральных процессов.

К важнейшим факторам первой группы следует отнести природно-климатические условия, уровень базовой социально-экономической инфраструктуры, демографические показатели, размер и плотность населения той или иной местности, но которой разворачивается избирательная кампания.

На политическую локализацию в узком, инструментальном смысле этого слова, в свою очередь, оказывают влияние:

- половозрастные характеристики избирателя;

- самоидентификация избирателя с базовыми профессиональными и метапрофессиональными группами (работающие, учащиеся, пенсионеры);

- уровень доходов избирателя;

- оценка избирателем социально-экономической перспективы территории, на которой он укоренен;

- образовательный уровень избирателя;

- ментальный/культурный код, присущий данному типу избирателя (особенно важно при работе с переселенцами с других территорий, в том числе с мигрантами);

- сфера досуговых интересов избирателя;

- базовая электоральная активность избирателя;

- идентификация избирателя с тем или иным кругом общественно-политических идей (социалистическое сознание, либеральные ценности, националистический дискурс);

- наличие на территории институтов горизонтальной коммуникации (общественные советы, сходы граждан) и склонность избирателя к сотрудничеству с ними;

- способность избирателя быть интегрированными в целевые сообщества (мобилизационная активность);

- религиозная самоидентификация избирателя;

- инфраструктурная интегрированность избирателя (срок оседлости на территории, склонность к выстраиванию традиционной социальной логистики и пр.);

- базовая этическая система избирателя, детерминированная локусом проживания и социально-хозяйственной деятельности;

- склонность к переменам или принадлежность к консервативному личностному типу, детерминированными базовой инфраструктурой, присущей той или иной местности;

- мера индивидуализации сознания (способность быть интегрированным в партийный или околопартийный дискурс).

Все эти факторы, взятые в комплексе, позволяют администраторам избирательного процесса выстроить в отношении базовых электоральных групп технологическую карту политической локализации и планировать свою работу с электоратом, исходя из ее базовых предпосылок.

При этом следует в организационной и, как следствие, содержательной работе различать факторный (описанный выше) и уровневый анализ политической локализации.

В узком смысле можно говорить об уровнях политической локализации как о калькуляционном механизме, напрямую интегрированном с избирательными кампаниями. В таком случае следовало бы вести речь о федеральном, субъектном и муниципальном измерениях.

По нашему мнению, дополнительно к этому было бы целесообразно расширить перечень за счет кроссубъектого уровня (избиратель осознает себя, условно, казаком, а не только жителем Ростовской области или Краснодарского края) и субмуниципальном уровнях (избиратель отождествляет себя членом ТСЖ). В обоих случаях налицо четкая индивидуальная самоидентификация, не покрывающаяся существующим административно-территориальным делением, но, вне всякого сомнения, значимая для избирателя или групп избирателей.

С учетом факторного и уровневого анализа можно говорить о совокупности прикладных материальных продуктов, которые можно разработать на основе внедрения в электоральную практику данного критерия. Их основу составит адапта3ционные материалы по «кодировке» агитационного или информационного месседжа в целевую среду с помощью соблюдения механизма уровневой и факторной детерминации. Очевидно, что ключевую роль в разработке линейки подобных продуктов должна сыграть социально-географическая «привязка» избирателя и соотнесенность предлагаемых ему решений с областью «местного», «известного» и «привычного».

Для расчета ее эффективности мы могли бы предложить следующую формулу

 

      УПЛ _пр= ∑ З _РФ * α_ст / ∑ В_{РФ (1);}

              УЛ _апмпр = Д _{(апм ПР N+1)} / Д _{(апм ПР N) (2);}

               УЛ _апм = Д _(апмN+1) / Д _{(апмN) (3),}

где:                     

УПЛ _пр – уровень локализации производства информационных продуктов, рассчитываемый на основе социологических данных;

З _РФ  – постатейный расчет затрат в соответствии с группировкой по статьям калькуляции, производимый на основе базовых экспертных оценок;

α_ст – коэффициент, показывающий процент первичной информации (базового месседжа) в совокупном объем информационного продукта;

В_РФ – совокупный объем агитационно-пропагандистских материалов (АПМ) проекта в денежном выражении;

УЛ _апмпр – уровень локализации производства информационных продуктов, рассчитываемый на основе калькуляции прироста интеллектуальной составляющей в АПМ с учетом уровня политической локализации;

Д _{(апм ПР N+1)} – доля организационных издержек в структуре себестоимости проекта в рамках базового отрезка времени;

Д _{(апм ПР N)} – доля организационных издержек в структуре себестоимости конечного продукта в рамках базового отрезка времени в периоде, предшествующем рассматриваемому;

УЛ _апм –уровень локализации производства информационных продуктов, рассчитываемый на основе социологических данных, рассчитываемый на основе учета прироста интеллектуальной составляющей в АПМ с учетом уровня политической локализации в среднем по рынку (в границах федерального округа);

Д _(апмN+1) – доля организационных издержек в структуре себестоимости проекта в рамках базового отрезка времени в рассматриваемом периоде;

Д _(апмN) – доля затрат на профильный АПМ с учетом фактора политической локализации в совокупном продукте услуг кампании в рамках проекта;

N - период рассмотрения.

Коэффициент УЛ _пр уровня политической локализации в таком случае представляет собой частное от совокупного объема затрат на производство агитационно-пропагандистских продуктов, произведенных с учетом фактора политической локализации, приводимого в отношении к первоначальным информационным продуктам, к совокупному объему профильных затрат кампании.

Четкая калькуляция постатейных расходов поможет оргменеджерам каждой территории определять для себя базовые коэффициенты политической локализации и использовать их в планировании кампаний и организационной работе с электоратом.

О том, насколько политическая локализация и вообще локализация избирателя в широком смысле релевантна для организации избирательного процесса, могут свидетельствовать данные социологии. Так, при опросе студентов Сибири и Дальнего Востока¹ более 61 % респондентов заявили о том, что видят свое будущее в том, городе, где проходят обучение. Для такой подвижной социальной группы, как студенчество, это очень высокий показатель, подтверждающий давно обозначенную социологами тенденцию к закреплению локальной стабильности.

Характерно, что около 12 % опрошенных указали на возможность получение гарантированной работы как главного для себя фактора возможного переезда в другой регион или страну.

В чем-то аналогичную картину мы наблюдаем при сопоставлении общественных настроений стандартных локусов, скажем России и Москвы. Так, по данным опроса Левады-центра 2009 года 50% россиян ждали от власти преимущественно «заботы о материальном благополучии граждан», в то время как в Москве эта цифра составляла 39%.²

Значимым примером же в этой связи может служить опрос ФОМ, проведенный по результатам парламентских выборов 2011 года.³ Он показал, в частности, что поддержка партийных пристрастий сильно варьируется относительно уровня образования и доходов и в определенной степени коррелирует с местом проживания респондента. Наименее значимым фактором в исследовании был обозначено голосование по роду деятельности, наиболее половая принадлежность (расхождение по показателям «Единой России» в категории малообеспеченных избирателей – более чем двукратная в пользу женской части электората).

Наиболее показательным образцом свода социологического массива по региональным выборам (выборы мэра Москвы, сентябрь 2013 год) служит проект группы «Открытое мнение», с которым можно ознакомиться здесь.⁴ Многофакторный анализ, произведенный ведущими социологическими службами России, наглядно свидетельствует о важности системного подхода в процессе выявления полей политической локализации.

Однако при анализе последнего явления. следует иметь в виду и локализации инновационного толка, а именно интернет-локусы. Косвенным примером становления данной тенденции может служить опрос, проведенный ВЦИОМ в сентябре–октябре 2008 года, в ходе которого респондентам предлагалось выразить свое отношение к интернет-голосованию на выборах, заведомо выстроенного по иным психологическим механизмам, чем голосование традиционное: «Треть россиян (34%) в целом положительно относятся к идее Интернет - голосования (из них 24% – «скорее положительно», 10% – «безусловно положительно»). Половина сограждан (48%) – негативно относятся к такому нововведению: 23% заявляют «скорее нет», 25% – «безусловно, нет». Подобные данные совпадают с результатами опроса, проведенного в 2007 году в Австрии (стране, которая также как и Россия не практиковала электронное голосование даже в тестовом режиме). Здесь в ходе опроса 35% респондентов заявили о том, что готовы голосовать по Интернету, а 58%, что не собираются голосовать через Интернет.

Еще один социологический опрос избирателей в России был проведен непосредственно среди избирателей, принимавших участие в эксперименте по проведению электронного опроса избирателей во время выборов в городе Новомосковске Тульской области. По его итогам среди опрошенных избирателей города Новомосковска, положительно относящихся к введению Интернет – голосования, насчитывалось 71%, а негативно относящихся к нововведению – менее 10%. Однако, стоит отметить, что эти результаты были получены после проведения комплекса информационно-разъяснительных мероприятий среди избирателей»⁵.

Последнее соображение не отменяет, а критически расширяет наше понимание политической локализации как значимого элемента организации избирательных кампаний, в том числе и проводимых по мажоритарным округам.

 

РАЗДЕЛ 3. ФАКТОР ТЕРРИТОРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВЕННОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ В ФОРМИРОВАНИИ СИСТЕМЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛОКАЛИЗАЦИИ НА МЕСТАХ

 

Повседневной, бытовой основой местной укорененности служит система общественного самоуправления во всем реальном многообразии ее форм и институций. Мы вполне солидарны с экспертом, утверждающим, что «правовой статус территориального общественного самоуправления точно определен наименованием статьи 27 Федерального закона “Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации” и ее 1 пунктом: территориальное общественное самоуправление - это форма участия населения в осуществлении местного самоуправления, основанная на самоорганизации граждан по месту их жительства. Предметом своей деятельности ТОС имеет вопросы местного значения, но при этом, не являясь формой власти, не принимает общеобязательные решения, а осуществляет собственные инициативы в этих вопросах, направленные на решение конкретных задач в обеспечение собственной жизнедеятельности⁶».

Примером реализации деятельности такого рода может служить территория Волгоградской области: «В регионе действуют 2000 ТОС, из которых каждый 7-й является юридическим лицом, располагаются на территориях всех 453-х поселений и 6-и городских округов, охватывая 1 млн. жителей. Они являются неотъемлемым элементом инновационной модели партнерства – местного управления, участником всех его социальных программ, непосредственно ориентированных на формирование здорового и счастливого образа жизни человека и сопутствующей этому образу среды обитания.

ТОСы повсеместно, по своей инициативе, взяли на себя внедрение системы «коротких шагов», которая заключается в разработке, организации и исполнении малых целевых программ, выступающих организационной основой (материально-технической базой) для массового внедрения технологий (правил) здорового и счастливого образа жизни граждан.

Реализация малых целевых программ осуществляется в оперативном (безотлагательном) порядке всем МИРом в границах каждого ТОС с крупномасштабным применением безвозмездности, меценатства и добровольных пожертвований жителей⁷».

В контексте этого и подобных высказываний становится ясно, какую роль играют и в ближайшем будущем могут сыграть институты территориального общественного самоуправления как органические структуры, маркирующие реальные авторитеты на территориях и в течение длительного времени работающие с профессиональными и человеческими компетенциями в муниципальных образованиях и составных частях. Их слагающих.

По нашему мнению, значимым свидетельством сложения факторов политической локализации может служить интегральная совокупность показателей, положенных в основу оценки эффективности деятельности муниципальных образований на уровне субъекта РФ. Так, например, при определении победителя в аналогичном конкурсе республики Хакассия учитывались нижеследующие факторы:

- наличие объединений граждан в целях содействию в осуществлении местного самоуправления (общественные советы, рабочие группы и т.д.);

- наличие общественных объединений (зарегистрированных и незарегистрированных), количество человек в них;

- наличие добровольных народных дружин, добровольных пожарных дружин;

- проведение собраний, конференций, сходов граждан;

- наличие органов территориального общественного самоуправления.⁸

Как представляется, совокупность приведенных факторов, слагающих общественную активность на территории муниципалитета, может быть использована при оценке значимости политической локализации на территории.

Ключевым же фактором остается развитие институтов территориального общественного самоуправления (ТОС). По данным Всероссийского совета местного самоуправления (ВСМС) «ТОСы развиваются примерно в 20% муниципальных образований. При этом анализ практики их работы свидетельствует, что ТОСы являются серьёзным ресурсом как для повышения гражданской активности, так и для решения проблем муниципальных образований, в том числе через привлечение внебюджетных средств и развитие добровольческого движения».⁹

При этом данная цифра в зависимости от избранной точки зрения может оцениваться и как демонстрирующая тенденцию к вовлечению граждан в реальные формы общественной жизни и как явно не исполняющую подобную задачу. С точки зрения обеспечения электоральных задач, мы склонны солидаризовываться с первой позицией, поскольку, как показывает практика, проблемы решаются при помощи привлечения первой волны гражданских активистов, а с этой точки зрения 20 % представляются вполне приемлемой цифрой.

Вместе с тем, с точки зрения создания прочного фундамента для администрирования процессов политической локализации, мы склонны согласиться с той частью специалистов, которые призывают вносить скорые и значимые изменения в законодательную базу в части работы ТОС, а именно считают необходимым:

-обеспечить принятие федеральных и региональных программ обучения должностных лиц местного самоуправления современным технологиям общественно-муниципального партнёрства; 

- обеспечить внедрение программ массового обучения активистов, лидеров общественных организаций и движений, действующих на местном уровне; 

- расширить перечень предусмотренных законодательством форм участия граждан в решении вопросов местного значения; 

- установить критерии для учёта мнения населения, озвученного в ходе применения не влекущих обязательных юридических последствий форм гражданского участия в осуществлении местного самоуправления; 

- усовершенствовать законодательную базу для учреждения, функционирования и развития ТОС: законодательно закрепить особую форму некоммерческой организации «территориальное общественное самоуправление», расширить установленный Федеральным законом №131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» перечень вопросов, могущих относится к ведению ТОС, упростить процедуру регистрации органов ТОС в качестве юридических лиц; 

- расширить перечень функций ТОС в части муниципального общественного контроля. 

- создать и распространить «школы гражданской активности»¹⁰. 

Ключевым в данном случае будет являться вопрос о конкретных формах осуществления деятельности ТОС в контексте развития местного самоуправления. Традиционно таким институтом являются публичные чтения и механизм регулярных отчетов руководителей муниципалитетов о своей деятельности. Как несколько менее эффективную следует оценивать базовую деятельность общественных советов при главах муниципальных образований.

Значимым инструментом структурирования политической локализации ми стимулирования деятельности ТОС могла бы стать детализация в действующем законодательстве механизма общественной экспертизы, полномочия которой в №131-ФЗ прописаны нечетко и, по нашему мнению, недостаточно.

Позитивным примером сотрудничества формальных и неформальных институтов самоуправления может, в частности, служить пример муниципального образования (МО) город Киров. Там отлажен механизм принятия совместных решений, к реализации которых принимают участие    Кировское городское общественное собрание, общественный совет при главе города, городской координационный совет органов ТОС при главе администрации города Кирова, комиссии по координации деятельности в сфере формирования доступной среды для жизнедеятельности инвалидов.

Свидетельством того, что подобная схема является рабочей, могут служить организационные и финансовые результаты поддержки социальных инициатив населения. За последние 7 лет «реализовано 443проекта, построено 351 детская и спортивная площадки. Для реализации проектов из бюджета МО «Город Киров» выделено 3 0миллионов рублей, дополнительно привлечено из различных источников 42 миллиона рублей. Общая сумма проектов составила 72миллиона рублей.

         В 2013 году 52 инвестиционных проекта развития общественной инфраструктуры города Кирова объявлены победителями конкурсного отбора на общую сумму 55 млн. рублей.¹¹

Обращает на себя внимание, что   «каждый руководитель ТОС имеет паспорт дома, соответственно имеются сведения о категориях граждан, проживающих в доме. Если среди них имеются семьи, воспитывающие детей с особыми потребностями, или взрослые люди с ОВЗ, то у руководителя ТОС имеется возможность оказать помощь в создании условий благоприятного проживания». ¹²

При этом администрация МО фактически приняла на себя обязательства воспитания лояльных гражданских активистов.

            Ключевым условием исполнения социальных программ совместно с органами ТОС является «создание, развитие и поддержание функционирования центров по работе с населением «Центров местной активности» (ЦМА) как интегративных моделей социального партнерства власти, социально ответственного бизнеса и СО НКО.

           Успешность деятельности Центров местной активности во многом зависит от профессиональной компетенции руководителей. Успех профессиональных действий зависит от того, насколько им удается выполнять эти роли. Обучение руководителей ЦМА проводится в рамках общегородского проекта «Школа социального аниматора».¹³

        Фактически, мы имеем дело с органической формой электоральной работы, в основание которой положены горизонтальные связи и компетенции, авторитетных для территории людей. При надлежащей организации работы и использовании ресурса местных референтников на территории, может быть достигнут практически любой результат, даже в незначительной степени коррелирующий с базовыми общественными настроениями.

Во многом аналогичные проекты реализуются в Екатеринбурге¹⁴. Большое внимание уделяется работе с данной проблематикой в Хакассии¹⁵, Пермском крае¹⁶, Тульской области¹⁷.

 

РАЗДЕЛ 4. ОСНОВНЫЕ ФАКТОРЫ ФЕДЕРАЛЬНОГО УРОВНЯ, ОКАЗЫВАЮЩИЕ ВЛИЯНИЕ НА ПРОВЕДЕНИЕ ИЗБИРАТЕЛЬНЫХ КАМПАНИЙ В ПЕРИОД С 2012 ГОДА

 

В ходе анализа политического процесса, осуществлявшегося на территориях субъектов Российской федерации в течение последних трех политических сезонов, необходимо учитывать ряд значимых факторов:

1. Кризис системы «парламентских партий», связанный главным образом с исчерпанностью кадровых возможностей политических организаций и отсутствия внутрипартийных социальных лифтов.

2. Складывания системы Общероссийского народного фронта «За Россию!», в перспективе рассматривающейся как доминирующая гиперпартия.

3. Дистанцирование Президента РФ от «Единой России» и его согласие стать лидером ОНФ.

4. Вступление в действие ряда изменений, значимых для организации избирательного процесса (муниципальный фильтр и т.п.).

5. Появление большого числа новых политических партий, части которых удалось создать свои фракции в региональных законодательных собраниях.

6. Существенное сокращение ресурсной базы оппозиционных сил и, как следствие, ослабление конкурентной борьбы на региональных и муниципальных выборах.

7. Рост роли административных методов регулирования рынка электоральных услуг.

8. Одновременное легитимизация на понятийном уровне института общественного наблюдения над процессом выборов.

9. Оформление базового тренда на признание результатов выборов конкурентными, честными и легитимными.¹⁸

10. Формирование на федеральном и местных уровнях тренда на обновление управленческих элит.

11. Возникновение ситуации «рынка покупателя» для локальных лидеров общественного мнения, вовлеченных в местные политические процессы.

12. Трансформация миграционной политики РФ.

13. Снижение уровня жизни части российского общества, опосредованное негативными тенденциями в отечественной экономике.

14. Существенное снижение явки избирателей, связанное с изменением даты единого дня голосования, и адаптация части избирательных технологий под новые условия.

15. Нарастание социальной апатии и протестных настроений на отдельных территориях РФ (Ярославская, Тверская области).

16. Появление новых, в том числе электронных, технологий, способных в перспективе оказывать значимое воздействие на ход избирательного процесса.

17. Начало администрирования интернет-рынка со стороны государства.

18. Сокращение количества СМИ, оппонирующих местным властям на субъектном и муниципальном уровнях.

19. Усиление фактора межнациональной напряженности при проведении ряда региональных избирательных кампаний, что делает особенно актуальной работу с представителями национальных диаспор.

20. Формирование устойчивого интереса к локальным проблематикам, зачастую идущим в противовес федеральной повестке дня.

21. Фактор #КРЫМНАШ.

Совокупность всех этих обстоятельств накладывает значимый отпечаток на события нового избирательного цикла 2012-2016 годов.

 

РАЗДЕЛ 5. ФЕДЕРАЛЬНАЯ ЭЛИТА И РЕГИОНАЛЬНЫЙ ИЗБИРАТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС

Как говорилось выше, нынешняя федеральная избирательная кампания может рассматриваться как первый этап подготовки к выборам в Государственную думу 2016 года. С точки зрения укрепления федеральных властных институтов, в ходе ее осуществления необходимо достичь, как минимум, двух взаимосвязанных, но не тождественных задач: обеспечить интересы элит, сложившихся в течение последних пятнадцати лет, и определить базовый подход к процессу избрания кандидатов по мажоритарным округам.

Есть основания полагать, что параллельное решение обеих задач будет сопряжено с рядом объективных сложностей, преодолеть которые можно только при помощи специальных долгосрочных программ.

Их предметом должно стать комплексное исследование роли и места представителей федеральных элит в региональных политических кампаниях.

В первом приближении следует вести речь о двух группах случаев. В первой предполагается санкционированное свыше участие в электоральном процессе, во втором - о той мере участия, которое можно было бы назвать «самостоятельным» или даже «самодеятельном». При этом последний термин не используется нами в уничижительном смысле.

Несанкционированное участие представителя федеральной элиты в субъектовой электоральной кампании возможно только в широком протестном контексте, и результат, который сможет или же не сможет достигнуть политический актор, почти целиком зависит от того, насколько ему самому лично удастся раскачать протестный электорат, недовольный положением дел в конкретном городе, области, крае.

О том, что подобная задача осуществима, свидетельствует опыт региональных кампаний 2013 года. Наиболее наглядным примером достижения результата на протестной волне следует считать кампанию в Ярославскую областную думу, в ходе которой оппозиционная «РПР - Партия народной свободы» получила 5.11%, а депутатом областного законодательного собрания стал оппозиционный политик Б.Немцов.

О причинах локального успеха парнасовцев было сказано достаточно, при этом ключевым условием победы называлась относительно слабая управляемость территории. Губернатор региона С.Ястребов, назначенный на должность за полтора года до выборов, не смог в полной мере установить должный контроль над электоральным пространством региона, что было обусловлено целым комплексом объективных и субъективных причин. Серьезное влияние на результат оказала ситуация, складывавшаяся вокруг мэра Ярославля Е.Урлашева. Его арест незадолго до единого дня голосования привел к параличу власти в административном центре и росту социального недовольства в регионе.

Косвенной причиной успехов оппозиции стал крайне спорный список «Единой России», который возглавила космонавт Валентина Терешкова и членами которого являлись такие политики, как член СФ А. Лисицын, полтора десятилетия возглавлявший регион, и советник губернатора В. Волончунас, обладающие неоднозначной электоральной репутацией.

В целом, можно говорить о том, что избирательная кампания в Ярославле проходила в крайне нетипичных условиях, что в конечном итоге и предопределило локальное торжество оппозиции.

Последующее развитие событий показало, что федеральные власти попытаются впредь не допустить возникновения подобной ситуации. При сложении в Волгоградской области предпосылок, во многом аналогичных ярославским, решение о замене главы региона было принято в короткие сроки.

Следует подчеркнуть и то обстоятельство, что и ярославский губернатор С. Ястребов, и экс-глава Волгоградской области С. Боженов входили в число руководителей, назначенных в последнюю массовую волну замены региональных лидеров. Соображения быстроты принятия решений в тех условиях зачастую преобладали над эффективностью.

Сегодня можно уверенно говорить о том, что ошибки подобного рода федеральными администраторами в полной мере учтены.

Другим примером относительного успеха оппонентов власти явились результаты выборов в Барнаульскую городскую думу (октябрь 2012 г.). Партийный список РПР-Парнас, возглавляемый Владимиром Рыжковым, смог в тех условиях набрать 5,44%.

Впрочем, в первых комментариях результатов выборов оппозиционный политик не скрывал своего разочарования. Региональное отделение, претендовавшее на получение от 3 до 5 мест в представительном органе регионального центра довольствовалось одним единственным. При этом наблюдатели сходились во мнении, что результат «республиканцев» был обусловлен не столько избирательной риторикой и специфическими умениями команды оппозиционеров, сколько личностными качествами самого Владимира Рыжкова.

Сам политик представлял интересы региона в Государственной думе, а его мать, Галина Ивановна, долгое время проработала в региональных органах власти и закончила карьеру чиновника в статусе замначальника краевого управления культуры.

Все эти обстоятельства свидетельствуют скорее не о том, что заезжий федеральный политик в ходе краткосрочных региональных гастролей сумел добиться приемлемого электорального результата (пример Александра Лебедя в Красноярском крае), а о том, что не прерывающий своей связи с территорией представитель федеральной субэлиты, за которым стоит значимая история локальных социальных проектов, способен добиться результата в среде, не являющейся для него враждебной.

Следует отдельно заострить внимание на характере обоих выборов. И в первом, и во втором случае граждане голосовали за персонализированные списки. При всех понятных ограничениях можно говорить о том, что жители Ярославля выбирали между Борисом Немцовым и Валентиной Терешковой (ЕР), а жители Барнаула – между Владимиром Рыжковым и Игорем Савинцевем (ЕР), главой администрации Барнаула. Простейшая калькуляция показывает, что выбор в пользу провластного кандидата был неочевиден.

В первом случае гражданин должен отдать свой голос за одного из двух московских политиков. Во втором - выбрать между хозяйственным руководителем, в отношении которого у любого горожанина накапливаются претензии личного свойства, и политиком, в свою бытность фронтменом черномырдинского «Нашего дома – России», сделавшим немало полезного для региона.

Есть основания полагать, что в случае проведения субъектовых выборов по мажоритарным округам, власть изыскала бы возможность выставить против оппозиционных лидеров достойных кандидатов, принадлежность которых к той или иной политической силе не оказала бы существенного воздействия на их личный рейтинг.

Таким образом, впору говорить о том, что в массиве данных 2012-2014 года мы не располагаем достаточными доказательствами того, что политики федерального уровня, имеют сколько-нибудь значимое преимущество перед своими оппонентами, представляющими местные элиты, на гипотетических региональных выборах, проходящих по мажоритарным округам.

Еще одним значимым подтверждением этого факта могли бы служить результаты избирательной кампании по выборам мэра Томска (сентябрь 2013 г.). Миллиардер Г. Фетисов, баллотировавшийся на пост главы города от партии «Народный партия – Альянс Зеленых», смог набрать чуть больше 11%. Он уступил не только директору компании «Томское пиво» единороссу И. Кляйну (62,2%), но и представителю «Справедливой России» В.Казакову (14,1%), депутату городской думы и профессору местного университета.

Грамотное технологическое сопровождение кандидата эсеров позволило ему опередить «варяга» без видимых усилий и при наличии весьма ограниченного бюджета.

Безусловно, приведенная прежде выборка неполна, поскольку описывает по преимуществу случаи, отнесенные нами к одной из описанных выше групп, а именно «федералов», в той или иной мере оппонирующих действующей власти.

Рассмотрение представителей другой группы несколько смещает акценты, но не изменяет сути рассматриваемой проблематики.

Внедрение в региональные или кроссрегиональные политические процессы политиков федерального уровня осуществляется различными путями, но почти всегда преследует единственную цель сохранения персоналии в условной обойме, которое сопровождается существенным понижением прежнего статуса. Противоположные случаи единичны и при дальнейшем рассмотрении почти всегда могут быть сведены к исходной модели.

Основную группу провластных федеральных кандидатов на региональных выборах до настоящего времени составляли и, по всей вероятности, будут составлять политики, по отношению к которым реализуются частные обязательства отдельных лиц, имеющих значимый административный вес.

В этом случае региональные политические операторы оказываются в крайне затруднительной ситуации, при которой им необходимо обеспечить избрание кандидата, не только не пользующегося популярностью и известностью у электората, но и обладающего значимым антирейтингом, передаваемым политическим объединением, под флагом которого он вступает в предвыборную кампанию.

Более того, до недавнего времени частью представителей федеральных распорядительных элит практиковалась модель, при которой в регион «сбрасывался» заведомо непроходной кандидат, не имевший никаких связей с регионом, интересы которого он должен был гипотетически представлять.

Известно, что в одном из регионов СЗФО (здесь и далее мы вынуждены прибегать к извинительным эвфемизмам) кандидатом в сенаторы долгое время рассматривался один из прежних руководителей российского спорта, после чего без объяснения причин он был заменен на недавно ушедшего в отставку главу одного из крупных регионов юга России.

Столь резкая перемена, как выяснилось впоследствии, объяснялась тем, что московские кураторы региона таким образом ставили себе целью «прокачать» реальные властные возможности тамошнего регионального руководителя и его способность повлиять на мнение, заведомо недовольных выбором федерального центра депутатов местного законодательного собрания.

В конечном итоге необходимый результат был достигнут, но это было сопряжено со значительными организационными и технологическими издержками.

Неочевидно, что схема с имплантированием представителя федеральных элит, в очень незначительной степени связанного с местными властными институциями, заведомо обречена на провал, однако следует отдавать себе отчет в том, что шансы такого кандидата заведомо ниже, нежели человека, горизонтально связанного с местными социальными и хозяйственными операторами.

Работа в агрессивной электоральной среде налагает на кандидата и сопровождающую его команду целый ряд ограничений личностного, организационного и материально-технического свойства и приводит к существенному удорожанию процесса.

Схема десантирования представителей федеральной элиты, в чем-то сходная с вышеописанной, применялась ходе избирательной кампании 2011 года и показала свою крайнюю уязвимость. Ни И. Сечин в Ставропольском крае, ни С. Нарышкин в Ленинградской области, ни В. Зубков в Волгоградской области при всей несомненной содержательности этих политиков не смогли помочь «Единой России» добиться приемлемого результата.

Стоит отдельно оговорить, что мера административной поддержки этих кандидатов была во всех смыслах абсолютной, что еще больше ставит под сомнение принцип высаживания в регионы федерального десанта.

В этом пункте власть сталкивается с глобальной и до настоящего времени не вполне разрешенной проблемой.

Основным содержанием любой избирательной кампании в России является поиск электорально привлекательных кандидатов, которые могут быть позиционированы как социально привлекательные фигуры для базовых электоральных групп.

Очевидно, что в ситуации выборов по мажоритарным округам власть оказывается в очень сложной ситуации, при которой скамейка кандидатов, соответствующих этим требованиям, оказывается недостаточна.

В самом деле, в современной ситуации очередное выдвижение И.Шувалова, С. Шойгу или Б. Грызлова в Государственную думу может привести власть к невосполнимым репутационным потерям.

Примером иного рода мог бы служить опыт корпоративных внедрений на региональные политические рынки. Данная группа случаев в значительной большей степени востребует от кандидата другие качества и свойства, предполагая выстраивание его образа как реального лоббиста и ходатая за избирателя перед держателями денег, укорененными на той территории, где кандидат намеревается реализовать свое право быть избранным.

В гипотетической ситуации, при которой основной «субъектообразующая» корпорация задалась бы целью избрать в тот или иной представительный орган своего человека, шансы такого кандидата можно было бы расценивать как достаточно высокие. Однако и в этом случае впору говорить об ограниченном характере пригодности данной модели. Представителям крупного бизнеса, в том случае если они мыслят в категориях рыночной эффективности, существенно проще убедить кого-то из имеющихся на территории политических акторов работать на себя, нежели пестовать кандидата, вышедшего из корпоративных недр.

Гипотетически подобный тип политика мог бы быть востребован при разворачивании масштабных инвестиционных проектов на новых территориях (условно говоря, месторождение медно-никелевых руд близ Новохоперска, разрабатываемое УГМК), однако складывающаяся хозяйственная конъюнктура переводит этот и аналогичный ему проекты в область умеренно отдаленно будущего.

Пожалуй, единственным случаем содержательной интеграции представителя федеральной элиты в региональные реалии служит схема, при которой политика и территорию связывают частные бизнес-интересы.

Современное состояние политической системы нашей страны делает практически невозможным обсуждение подобной схемы в публичном пространстве. Однако в недавнем прошлом совмещение предпринимательской и депутатской деятельности не являлось чем-то предосудительным.

Так, один из авторов доклада в ходе одной из избирательных кампаний столкнулся с кандидатом в региональный парламент Иркутской области, представлявшим деловые интересы одного из тогдашних руководителей верхней палаты Федерального собрания РФ. Излишне говорить о высокой степени управляемости избирательного процесса со стороны доверенных лиц этого кандидата.

Федеральный покровитель, по свидетельству ряда лиц, принимавших участие в кампании, оказывал своему протеже всестороннюю помощь вплоть до личных звонков командирам воинских частей, расквартированных на территории округа, по которому избирался «его» кандидат.

Легко предположить, что в том случае, если московский руководитель принял бы решение баллотироваться в Госдуму по этому региону, его шансы на избрание были бы достаточно высоки.

Однако новейшие тенденции развития российских политических институтов ставят под сомнение возможность дальнейшей эксплуатации этой и аналогичных с ней

 

РАЗДЕЛ 6. КАК УСТРОЕНЫ РЕГИОНАЛЬНЫЕ ЭЛИТЫ. ИНТЕГРАЦИОННАЯ МОДЕЛЬ

 

Одним из основных факторов, оказывающим влияние на изменение конфигурации местных элит является трансформация региональных партийных и квазипартийных структур.

Прежняя партийная система, выстраиваемая при помощи так называемых «парламентских» партий («Единой России», КПРФ, «Справедливой России» и ЛДПР), продемонстрировала на парламентских выборах 2011 года свою ограниченную дееспособность. Развернувшееся вслед за тем массовое партийное строительство, ставшее прямым следствием установки на либерализацию системы выхода новых игроков на публичный политический рынок, на первый взгляд, не привело к зримым переменам.

В ходе региональных избирательных кампаний 2012-2014 годов локальных успехов достигли такие политические силы, как "Гражданская платформа", "Коммунисты России", "Правое дело", "Патриоты России", "Республиканская партия России — Партия народной свободы", "Родина", "Российская партия пенсионеров за справедливость", "Яблоко". Знаком того, что федеральная власть обратила внимание на взаимодействие с заявившими о себе партийными структурами, явилась встреча Президента РФ В.Путина с их лидерами, состоявшаяся 20 ноября 2013 года.

Сегодня преждевременно было бы говорить о том, что на смену представительской схеме 4+0 приходит конфигурация 4+8. Скорее наоборот: отдельные тенденции последнего времени заставляют говорить о том, что федеральные власти не готовы рассматривать возможность функционирования новых или обновленных, как в случае с «Яблоком», политических сил на легальном публичном поле.

Вместе с тем, меры по созданию режима ограничительного характера, предпринимаемые федеральной и региональными властями в ходе последней избирательной кампании, не могут пренебрегать фактами появления подобных политических организаций.

Как правило, региональное отделение такой партии представляет собой юридическую оболочку, в которую в случае достижения необходимых договоренностей может быть внедрен сильный лидер, обладающий рядом организационных и хозяйственных активов, значимых для территории.

Наиболее характерными примерами этого рода могут служить кампания в региональное законодательное собрание республики Северная Осетия - Алания «Патриотов России» (26, 57%, октябрь 2012 года) и победа кандидата «Гражданской платформы» Евгения Ройзмана на выборах мэра Екатеринбурга (сентябрь 2013 года).

При всем несходстве Ройзмана и Арсена Фадзаева, лидера осетинских «патриотов», можно говорить о типическом сродстве обоих политиков. В силу разных причин оказавшиеся невостребованными парламентскими партиями люди, располагавшие определенным авторитетом, относительно легко добились поставленных перед собой политических целей, используя бренды федеральных партий второго уровня.

Во многом сходную картину можно обнаружить при анализе результатов выборов в Сызранскую городскую думу Самарской области (сентябрь 2013г.), где пятипроцентный барьер во многом неожиданно для наблюдателей преодолело «Правое дело», финансировавшееся, по мнению ряда наблюдателей, местными предпринимателями Александром Нероновым и, возможно, Владимиром Симоновым.¹⁹

Было бы преждевременным говорить о том, что подобные случаи образуют тенденцию, однако налицо возникновение того, что можно было бы назвать «опциональной линией». Отдельные представители региональных политических элит, которые прежде не могли быть представлены в публичном пространстве в силу невозможности или неспособности договориться о конфигурации и размере вступительного взноса в пространство публичной политики, в условиях 2012-2013 годов условиях с большей легкостью преодолевают ценз и тем самым оказывают значимое воздействие на региональную властную конфигурацию.

В новейших условиях происходит трансформация центров формирования запросов на вхождение во власть, региональную и муниципальную по преимуществу.

Очевидно, что первичным побудительным мотивом движения подобного рода является необходимость увеличения организационной капитализации отдельной властной или провластной группы, а также стремление защитить или расширить сферу собственных бизнес-интересов у отдельных предпринимателей или предпринимательских сообществ.

В политической конфигурации, предшествовавшей избирательному циклу 2006-2008 годов, классической схемой законодательного собрания или же городского совета, лояльного исполнительной власти, являлась так называемая уравновешивающая модель. Руководитель региона или административного центра субъекта, выдвинутый из недр региональной номенклатуры, опирался в своей работе с парламентариями на две (реже – три) группы или фракционных объединения.

Одна из них (как правило, «Единая Россия») объединяла представителей крупных электоральных игроков и обладала одновременно субъектной и федеральной лояльностью, другая же, сформированная по преимуществу из представителей среднего и мелкого бизнеса, отстаивала личные хозяйственные и политические цели руководителя региона.

В зависимости от того, насколько спускаемый с федерального уровня вопрос согласовывался с личными интересами руководителя региона, его «личные» парламентарии занимали ту или иную консолидированную позицию.

Рудиментом политического устройства такого рода может служить организационная модель работы Брянского городского совета (2009-2014 гг.). Провластное большинство в нем составляли представители фракции «Единая Россия» (14 депутатов) и объединения независимых депутатов «Брянск, вперед!» (6 человек), образованное по преимуществу из бывших одномандатников «Справедливой России» и ЛДПР.

Местные СМИ неоднократно указывали на то, что хозяйственные и политические интересы руководителей «независимых» были в значительной степени ориентированы непосредственно на брянского губернатора Н. Денина.

При этом развитие политической системы привело-таки брянских парламентариев к необходимости интеграции в «большую» политическую модель. В завершающийся избирательный цикл члены движения «Брянск, вперед!» планировали входить в статусе сторонников «Единой России».

Таким или сходным образом региональная исполнительная власть пыталась и отчасти пытается страховать себя от ненужных, по ее мнению, политико-экономических рисков, одновременно адаптируя для достижения своих целей значительную часть местных бизнес-элит.

При этом следует обратить внимание на то, что описанный сценарий описывает монистическую систему формирования властного запроса, характерного для предыдущего политического цикла и рассматривает почти идеальную для российских условий модель, при которой взаимодействие областных властей и руководителей административного центра региона не носит антагонистического характера.

Излишне говорить о том, что в большей части случаев взаимодействие двух элитных группировок далеко от партнерства, что неизбежно сказывается во всех областях, в том числе и в пространстве публичной политической соревновательности.

Борьба между различными региональными группировками за рынки в широком понимании этого термина разворачивается здесь особенно наглядно, что не отменяет, а напротив того, предполагает противостояния иного свойства.

Так, региональные руководители медведевского призыва (2008-2012 гг.) являлись по преимуществу представителями федеральной элиты и при укоренении в регионе подтягивали под себя крупных транссубъектных хозяйственных игроков.

Из последних «выбросов» внутрирегиональных распрей на федеральный уровень можно вспомнить серию публикаций о деловых интересах врио губернатора Воронежской области А. Гордеева, родственников которого ряд СМИ обвинял в планомерном захвате части областного агрокомплекса²⁰.

Общественное мнение, в конце концов, склонилось к тому, что обвинения критиков губернатора были голословны, однако это не отменяет самой тенденции восприятия «варяга» или «чужака».

Человек извне, особенно облеченный властью, будет последовательно восприниматься местными элитами как недружественный субъект политико-экономического процесса, угрожающий переделу традиционной конфигурации административных и хозяйственных рынков.

Подобный антагонизм может порождать самые различные соревновательные модели. Наиболее часто воспроизводившейся в прошлом избирательном цикле была схема «федерального патронажа», при которой часть региональной элиты, в той или иной мере оппонирующей исполнительной власти, выстраивалась под покровителя или группу покровителей, обладающую определенным аппаратным весом в столице.

Такая модель функционировала на Ставропольщине в период до 2012 года. Нечто подобное по настоящее время выстроено в Тверской области, где значительную роль в «решении вопросов» играют депутаты Государственной думы РФ, представляющие интересы региона.

Прямым следствием подобного взаимодействия является частичная перекройка местных рынков в пользу патронирующего субъекта, однако, как показывает практика, представители местных элит мирится с малым злом, поскольку это оказывается справедливой платой за сохранение статистически значимой доли на рынке хозяйственных, организационных, административных или медийных услуг региона.

Противоречия нынешнего избирательного цикла в этом смысле несколько менее остры, поскольку в большинстве случаев делегируемые Москвой кандидаты в руководители территорий по большей части укоренены на них. Появление нового властного игрока тем самым не несет на себе отпечатка революционных изменений, каковые были свойственны предшествующему периоду.

Однако ослабленный характер тенденции не отменяет ее целиком. Более того, на ее фоне отчетливее проявляются прежде едва заметные тренды.

Одной из них является естественная вертикальная интегрированность представителей региональных элит на федеральный или субфедеральный уровень, не являющаяся следствием описанных выше отношений неравноправного партнерства.

Впору говорить о том, что рамках всякого (в том числе и административного) бизнеса взаимодействие с заказчиками и подрядчиками создает для актора благоприятную коммуникативную среду, используя ресурс которой он способен в известной мере влиять на процесс принятия решений, имеющих для него высокую значимость.

Следует отдельно оговорить вариативность и многосоставность подобных коммуникативных полей, среди которых естественным образом выделяется силовая парадигма, включающая в себя как государственные институты, так и частные ресурсные группы, традиционно интерпретируемые как «организованные преступные сообщества».

Ряд региональных избирательных кампаний последнего времени, в частности выборы в Красноярский городской совет (сентябрь 2013 года), показывают, что при определенных условиях кандидаты, в той или иной степени интегрированные с местными силовыми группами способны добиваться электорального результата.

Тенденции развития российского общества последнего времени таковы, что отдельные представители полукриминальных кругов успешно встраиваются в легальные хозяйственные модели и тем самым воспринимаются в своем прежнем качестве скорее по инерции.

Вместе с тем игнорирование генезиса элит и субэлит подобного толка на практике может привести к неверной акцентуации реального рынка административно-хозяйственных услуг того или иного региона.

Не следует вместе с тем упускать из внимания, как говорилось выше, и вертикальную интеграцию элит подобного рода и относительно высокую адаптивность под решение прикладных задач, от которых зависит их положение на целевых рынках.

Схожие наблюдения могут быть применены и в отношении несиловых элит регионов, которые условно разделяются нами на две группы.

В первую могут быть отнесены региональные элиты, непосредственно связанные с федеральными вертикально интегрированными бизнесами. Таковыми следует считать социальных фронтменов крупных корпораций, таких, к примеру, как «Газпром», «Роснефть», «Русал», ММК, УГМК, НЛМК, «Норильский никель» и др.

Как правило, ими являются депутаты представительных органов более чем с десяти-пятнадцатилетним стажем, имеющие налаженную обратную связь с местными активистами и наиболее отмобилизованными электоральными группами.

Специфика их деятельности преимущественно не предполагает глубокого укоренения в хозяйственной проблематике, однако существуют и обратные примеры.

Так, один из топ-менеджеров ЗАО «Фосагро АГ» К. Никитин был генеральным директором одного из дочерних предприятий компании и вместе с тем являлся депутатом с большим представительским стажем, осуществлявшим серьезную социальную деятельность на территории постоянного присутствия компании, что существенно помогало последней во внешней коммуникации.

К сожалению, трагическая случайность оборвала в нынешнем году его карьеру видного хозяйственника и политика.

Вторая группа представителей несиловых элит объединяет подрядчиков, предпринимателей и их социальных операторов, в той или иной мере вовлеченных во взаимодействие с вертикально интегрированным бизнесом. Это могут быть хозяйственные структуры, контрактованные «Газпромом», ОАО «РЖД», «Росатомом» и подобными корпорациями.

Очевидно, что по мере возникновения угроз на внешнем рынке подобного рода игроки ориентируются на извлечения результата из капитализированной внешней коммуникации, что делает их позиции перед внешней опасностью до известной степени защищенными.

С точки зрения системной интеграции обоим этим силам, примыкающим к «федеральному ресурсу», оппонируют собственно местные политико-хозяйственные операторы, главным образом коммунальщики.

Региональные рынки услуг ЖКХ устроены существенно сложнее, нежели прочие традиционно функционирующие рынки, и специфика данного документа не позволяет нам описывать эти различия, однако очевидно, что коммунальные бароны с их оборотными средствами, относительно легко конвертируемыми в наличные деньги, представляют собой значительную хозяйственную и, как следствие, политическую силу.

Примером оборачиваемости экономической капитализации в политическую может служить карьера врио губернатора Орловской области В.Потомского, согласно официальной биографии начинавшего в качестве одного из игроков на рынке ЖКХ Ленинградской области.

Есть все основания предполагать, что массовое появление в регионах политиков со схожей биографией дело недалекого будущего.

Очевидно, что в случае статистически значимого проявления этой тенденции впору вести речь о частичной перекройке базовых принципов реальной организации муниципальной и, возможно, региональной политической системы Российской Федерации.

В этом случае сам подход к явлению политической локализации электоральных процессов в России может выглядеть несколько по-иному.

 

РАЗДЕЛ 7. СРЕДОВЫЕ ОТЛИЧИЯ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ МАЖОРИТАРНЫХ КАМПАНИЙ. ГОРОД И СЕЛО

 

Электоральная мысль России длительное время исходила из того допущения, что голосование территорий с высоким процентом сельского населения существенно отличается от аналогичных показателей урбанизированных территорий.

Безусловно, эмпирическая действительность подтверждает справедливость этой точки зрения. Если руководствоваться показателями голосования за партию власти, то, к примеру, в ходе избирательных кампаний 2013 года на выборах в законодательное собрание Архангельской области в областном центре «Единая Россия» получила чуть больше 40 процента голосов, а в отдельных сельских районах эта цифра превысила 45 процентов.

Аналогичная картина наблюдалась и на иркутских, и на владимирских, и на ростовских выборах.

Выборы 2014 года только подтвердили справедливость этой части российской электоральной аксиоматики.

Однако прежде задачи спрогнозировать особенности поведения «городских» и «сельских» избирателей в случае проведения кампаний по мажоритарным округам в полном объеме не ставилось.

Известно, что городской социум более разобщен, более неоднороден по своей социальной структуре. В своих средних значениях урбанизированный избиратель более обеспечен, образован и независим, что налагает определенные ценностные ограничения на работу с такого рода территориями.

И наоборот, сельские избиратели менее мобильны и более консервативны, уровень их образования существенно ниже, чем у горожан. На сельских территориях, как правило, слабо развита социальная инфраструктура, что заставляет особенным образом форматировать избирательную работу.

В практическом смысле это означает смещение акцентов в работе. Если в городе больший удельный вес принимают на себя электронные и иные медийные технологии, то на селе значимую роль играют отмобилизованные полевые структуры (дифференцированно применяемые) и слухи.

Важное отличие касается работы со средствами массовой информации. Если в городе в целях избирательной кампании могут быть задействованы все типы носителей и доставки информации, то на селе все источники новостей делятся на две неравные группы: к первой относится местная (районная) газета, ко второй - все прочие медиа, от Первого канала федерального телевидения до интернет-сайта с ежедневной посещаемостью не более 90 уникальных пользователей.

С этой точки зрения, мы, казалось бы, имеем первичные основания утверждать, что в гипотетической ситуации внедрения федерального референтника на сельские территории, он получает неплохие шансы на конечное избрание при соблюдении простейших правил электоральной гигиены.

Безусловно, такая точка зрения имеет право на существование, однако реалии таковы, что при углубленном рассмотрении ее справедливость подвергается определенным сомнениям.

Действительно, ничто не мешает опубликовать в районной газете панегирик, скажем, Ирине Родниной или Евгению Федорову. С высокой долей уверенности можно говорить о том, что сельский избиратель не попытается составить собственное мнение о федеральной персоналии на основании информации, выдаваемой независимыми поисковыми системами.

Вместе с тем подобный кандидат столкнется со сложностями иного рода. Сельских избирателей волнуют сугубо прагматические вещи: тарифы местной управляющей компании, темпы газификации территории, списание задолженности перед местным олигархом, владеющим двумя водочными точками, и тому подобные специфические вопросы.

К федеральной повестке сельский избиратель оказывается по преимуществу глух. Ему непросто, если не невозможно объяснить и про падение доходной части бюджета, и про геополитические трудности, испытываемые Россией и даже про сокращение субсидий и субвенций в регион.

Ответы на вопросы, интересующие его непосредственно, федеральный референтник может дать только в том духе, что раньше-де все было не очень хорошо, а теперь, с его появлением, все будет просто замечательно.

В принципе, и такая позиция не несет в себе ничего предосудительного, если не принимать во внимание разнородность проблем, стоящих перед жителями сельских территорий. Добросовестный кандидат, который попытался бы составить реестр расходный обязательств, возникающих в ходе такой кампании, неизбежно столкнулся бы с невозможностью их исполнения в силу непроработанности и недостаточности своей кредитной истории.

Городские избирательные кампании предполагают универсальные решения (ремонты, инфраструктурные реплики, модернизационные комплексы), а сельские - заведомо отсекают возможность поиска «решений для всех», ориентируя предполагаемого кандидата на множество локальных решений на каждого.

Для сельского избирателя незнакомый федеральный политик всегда останется «денежным мешком», человеком, неправедно жирующим за его личный счет, а раз так, то одной из немногих действенных форм работы с таким кандидатом будут методы формирования прямой или косвенной материальной заинтересованности.

Легальные формы достижения результатов в рамках этой парадигмы сродни опытам, предпринимаемым в Ленинградской области, были проанализированы нами в одном из предыдущих разделов.

Неприятной неожиданностью для кандидата-чужака могут стать слухи. Они могут носить самый невероятный характер, не иметь никакого отношения к действительности, не вызывать у обычного человека ничего, кроме смеха, и при этом являться действенным орудием в руках человека, знающего болевые точки той или иной локальной группы избирателей.

Но, возможно, важнейшим обстоятельством, которое следует иметь в виду, когда мы ведем речь об избирательном процессе на сельских территориях, является ограниченный характер конфиденциальности персонального волеизъявления. На селе, в условиях стесненного социального общения крайне сложно сохранить в тайне свой выбор. В каком-то смысле его публичное обнародование является значимым маркером в системе распознания «своих».

Раз так, то при работе на таких территориях следует вести борьбу не за «лояльных» и «колеблющихся» акторов волеизъявления, а за «всех» и «авторитетных» избирателей, по отношению к суждению которых каждый в конечном итоге и будет определять свою собственную позицию.

Мы уже имели возможность высказывать свое мнение относительно того, как устроены муниципальные элиты. Их внутренняя интегрированность во многом обусловлена ориентацией на систему внутренних и внешних авторитетов, реализующих себя в длительной временной перспективе. Муниципальные ЛОМы по преимуществу завязаны на ЛОМов региональных и состоят с ними в сложной системе отношений, предполагающих в том числе и материальный аспект.

Федеральный референтник может проникнуть в нее извне только «сверху», только при помощи локального лидера общественного мнения. В который раз мы вынуждены говорить о том, что схема имплантации кандидата в мажоритарный округ оказывается крайне непростой организационно и в высшей степени затратной финансово. Политическая локализация на местном уровне оказывается должным образом темперирована факторами, слагающими конкретные формы хозяйственно-политической деятельности территории.

 

РАЗДЕЛ 8. ИТОГИ МЕСТНЫХ ВЫБОРОВ В РАЗРЕЗЕ БОРЬБЫ ПО МАЖОРИТАРНЫМ ОКРУГАМ

 

Законодательные собрания субъектов федерации

Таблица 1.

1. 2012 год

№	Субъект	Результат «Единой России» (%%)	Общее число мандатов (шт.)	Количество мандатов, распределяемых по мажоритарным округам (шт.)	Количество избранных одномандатников «Единой России» (шт.)	Количество избранных одномандатников других партий (шт.)	Количество избранных одномандатников-самовыдвиженцев (шт.)	Процент одномандатников от числа мажоритариев (%%)
1.	Республика Северная Осетия - Алания	46,26	69	34	27	СР-3 Патриоты России - 3 КПРФ – 1	0	0
2	Республика Удмуртия	53,19	85	45	38	КПРФ - 2	5	11,1
3	Краснодарский край	69,47	100	50	50	0	0	0
4	Пензенская область	70,64	36	18	18	0	0	0
5	Саратовская область	77,92	45	22	22	0	0	0
6	Сахалинская область	50,18	28	14	12	0	2	14,2
	ВСЕГО			183		9	7	3,8

 

Общий процент прошедших одномандатников всех партий, кроме «Единой России» - 4,9%

 

Таблица 1а.

2. 2013 год

№	Субъект	Результат «Единой России» (%%)	Общее число мандатов (шт.)	Количество мандатов, распределяемых по мажоритарным округам (шт.)	Количество избранных одномандатников «Единой России» (шт.)	Количество избранных одномандатников других партий (шт.)	Количество избранных одномандатников-самовыдвиженцев (шт.)	Процент одномандатников (%%)
1	Республика Башкортостан	76,06	110	55	39	КПРФ – 4 ЛДПР – 3 Патриоты России – 1 Альянс зеленых – 1 Партия социальной солидарности – 1	6	10,9
2	Республика Бурятия	43,34	66	33	25	СР – 2 Гражданская платформа -1 Российская партия пенсионеров за справедливость - 1	4	12,1
3	Республика Саха	47,41	70	35	29	СР – 2 За женщин России - 1	3	8,6
4	Республика Хакассия	46,82	50	25	20	КПРФ – 2 Патриоты России – 1	2
5	Забайкальский край	43,09	50	25	22	СР – 1	2	8
6	Архангельская область	40,69	62	31	25	СР – 2 КПРФ – 1 Патриоты России – 1 Родина - 1	1	3,2
7	Владимирская область	44,33	38	19	19	0	0	0
8	Иркутская область	42,36	45	22	16	Гражданская платформа -1 КПРФ – 1 ЛДПР – 1	2	9,1
9	Кемеровская область	86,21	46	23	22	СР - 1	0	0
10	Ростовская область	62,45	60	30	28	КПРФ – 2	0	0
11	Смоленская область	41,17	48	24	23	КПРФ – 1	0	0
12	Ульяновская область	57,62	36	18	16	КПРФ – 2	0	0
13	Ярославская область	42,25	50	25	23	Гражданская платформа -1 РЭП Зеленые - 1	0	0
	ВСЕГО			365		38	20	6,5

Общий процент прошедших одномандатников всех партий, кроме «Единой России» - 10,4%.

 

Средний процент избранных одномандатников всех партий, кроме «Единой России» в кампаниях 2012-2013 года - 7,7%.

 

Средний процент избранных самовыдвиженцев в кампаниях 2012-2013 года - 5,2%.

 

 

Таблица 2.

 

Представительные органы административных центров субъектов РФ

 

1. 2012 год

№	Город	Результат «Единой России» (%%)	Общее число мандатов (шт.)	Количество мандатов, распределяемых по мажоритарным округам (шт.)	Количество избранных одномандатников «Единой России» (шт.)	Количество избранных одномандатников других партий (шт.)	Количество избранных одномандатников-самовыдвиженцев (шт.)	Процент одномандатников (%%)
1	Барнаул	50,17	40	20	20	0	0	0
2	Владивосток	41,55	35	17	13	КПРФ – 3 СР – 1	0	0
3	Курск	47,51	34	17	11	КПРФ – 3	3	17,7
4	Петропавловск-Камчатский	51,31	32	16	16	0	0	0
5	Тверь	41,3	33	16	16	0	0	0
6	Ярославль	40,77	38	19	16	0	3	15,8
	ВСЕГО			105		7	6	5,7

 

Общий процент прошедших одномандатников всех партий, кроме «Единой России» - 6,7%.

 

Таблица 2а.

 

2. 2013 год

№	Город	Результат «Единой России» (%%)	Общее число мандатов (шт.)	Количество мандатов, распределяемых по мажоритарным округам (шт.)	Количество избранных одномандатников «Единой России» (шт.)	Количество избранных одномандатников других партий (шт.)	Количество избранных одномандатников-самовыдвиженцев (шт.)	Процент одномандатников (%%)
1	Абакан	59,33	26	14	13	Патриоты России – 1	0	0
2	Архангельск	37,85	30	15	12	Родина - 1	2	6,7
3	Белгород	40,67	54	27	26	0	1	1,9
4	Великий Новгород	27,56	30	15	11	СР – 2	2	6,7
5	Волгоград	37,54	48	24	19	СР – 2 КПРФ – 1 Гражданская платформа – 1	1	2,1
6	Екатеринбург	28,11	36	18	15	СР – 3	0	0
7	Красноярск	31,06	36	18	4	Патриоты России – 8 СР – 4	0	0
8	Кызыл	73,09	26	13	13	0	0	0
9	Майкоп	43,6	30	10	9	0	1	3,3
10	Рязань	51,4	40	20	19	Альянс зеленых – Народная партия - 1	0	0
11	Тюмень	55,99	36	18	17	КПРФ – 1	0	0
12	Якутск	38,75	30	15	10	СР - 1	4	13,3
	ВСЕГО			207		26	11	5,3

 

Общий процент прошедших одномандатников всех партий, кроме «Единой России» - 12,6%.

Без учета выборов в Красноярский городской совет - 7,4%.

 

Средний процент избранных одномандатников всех партий, кроме «Единой России» в кампаниях 2012-2013 года - 9,7%.

Без учета выборов в Красноярский городской совет - %.

 

 

Средний процент избранных самовыдвиженцев в кампаниях 2012-2013 года - 5,5%.

 

 

 

Таблица 3.

Сводная таблица результатов избирательных кампаний

 

№	Наименование	2012 (%%)		2013 (%%)		2012-2013 (%%)
		Партии, кроме ЕР	Самовыдвиженцы	Партии, кроме ЕР	Самовыдвиженцы	Партии, кроме ЕР	Самовыдвиженцы
1	Законодательные собрания	4,9	3,8	10,4	6,5	7,7	5,2
2	Представительные органы административных центров субъектов	6,7	5,7	12,6	5,3	9,7	5,5
3	Представительные органы административных центров субъектов без учета выборов в Красноярске	6,7	5,7	7,4	5,3	7,1	5,5

Приведенные выше таблицы требуют ряд пояснений.

1. Как видно, не существует принципиальной разницы между результатами выборов в законодательные собрания регионов и в городские советы региональных административных центров.

2. Общее число избираемых самовыдвиженцев на выборах обоих уровней представляется фактически тождественным.

3. В административных центрах большее количество мандатов уходит к представителям партий, оппонирующих «Единой России». Что может быть объяснено наличием конкретных бизнес-интересов тех или иных властных групп, облекаемых в партийные оболочки.

4. Картина, описываемая в пункте 3, складывается с учетом выборов в Красноярске, где благодаря частной позиции лица, ответственного за кампанию, был допущен системный просчет, обеспечивший победу на выборах местного отделения партии «Патриоты России», подконтрольной известному предпринимателю А.Быкову, ранее проходившему по ряду уголовных дел.

5. В случае исключения данных Красноярска в общей выборке картина меняется. В случае же учета средневзвешенного сценария (среднее значение между пунктами 2 и 3 Таблицы 3), партии, оппонирующие ЕР, получают 10 процентов против 10,4% соответствующего раздела пункта 1 той же таблицы.

 

РАЗДЕЛ 9. ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЕ СОПРОВОЖДЕНИЕ ВЫБОРОВ ПО МАЖОРИТАРНЫМ ОКРУГАМ

 

Относительная эффективность того или иного подхода при определении пула кандидатов на выборах по мажоритарным округам может быть продемонстрирована при помощи сопоставлении основных технологий, применяемых в ходе избирательного процесса.

Для удобства мы позволили себе разделить их на четыре основные группы: полевые электоральные технологии, полевые неэлекторальные технологии, технологии непосредственного материального стимулирования и информационные технологии.

1. Полевые электоральные технологии

Прагматика полевых технологий по большей части выводится из цифр явки, которых необходимо достичь электоральным администраторам. Основными двигателями, или, как принято говорить в профессиональной среде, драйверами процесса, служат мобильные, матрично воспроизводящиеся среды, способные к самоорганизации и адаптационному развитию в контексте поставленных задач.

Задачи же, варьирующиеся от численных значений и параметров явки, могут быть сформулированы по отношению к достижению заявляемых целей как «привод своих», «привод целевых групп» и «привод всех».

В последнее время региональные власти предпочитают делать ставку на привод «своих» избирателей. Во многом из-за этого результирующая явка в единый день голосования 2013 года в среднем по стране составила около 25%.

Причем в ряде регионов явку обеспечивал высокий процент «голосования на дому» – в Иваново так голосовало 22% всех пришедших на выборы, в Смоленской, Владимирской, Ростовской области – по 12%.

По заверениям ряда экспертов, до половины из пришедших на выборы были «приведены» через «электоральные сети».²¹

В первом случае задача ограничения явки формирует запрос на создание мобильных электоральных сообществ, способных к консолидированному голосованию за кандидата.

Очевидно, что такая работа возможна либо на коммерческой основе, либо на основании консолидированного решения иерархически устроенной группы.

Про единодушное голосование в северокавказских республиках написано достаточно для того, чтобы просто указать на самый факт возможности достижения глобального консенсуса по поводу электорального поведения значительной группы лиц.²²

Чуть меньше известно, что аналогичное поведение встречается, скажем, у поморов (коренных русским обитателей прибеломорских территорий), которые еще на так давно определяли списки приемлемых для себя кандидатов на выборах всех уровней и строго следили за тем, чтобы все члены рода осуществляли свое волеизъявление в строгом соответствии с неформальной директивой уважаемых людей.

В обоих случаях ключевым условием реализации технологии оказывается возможность проверки того, как проголосовал тот или иной избиратель.

По сути, если осуществлять избирательный процесс в строгом соответствии с законодательством, лидеры мобильных электоральных групп не имеют ни малейшей возможности добиться возможности проверки того, кому именно отдал голос тот или иной избиратель.

На практике же низкая квалификация участников электорального процесса, административная мобилизация и нераспорядительность правоохранителей позволяют значительной части «низовых технологов» добиться своих целей и обеспечить контролируемое голосование.

Однако эффективной такая работа может быть только при наличии устойчивой обратной связи между заказчиком и исполнителями.

Чисто коммерческая схема с условной тридцатипроцентной предоплатой заявленного результата может оказаться неэффективной, поскольку неформальный лидер электоральной группы сочтет для себя достаточным заработок с понижающим коэффициентом 0,3 от заявленной суммы и фактически самоустраниться от исполнения задачи.

Возможные возражения, согласно которым указанная схема носит гипотетический характер и на практике нереализуема в силу высоких рисков при ее реализации опровергается практикой.

На парламентских выборах 2011 года в ряде регионов, где списки «Единой России» возглавляли федеральные комиссары, обвал рейтинга партии в месяц предшествующий выборам, приводим к неконтролируемым нецелевым тратам с целью демонстрации попыток перед центрами принятия решения хоть в какой-нибудь степени повлиять на процесс. В особенности подобные механизмы применялись в работе с национальными диаспорами.²³

Схема может стать высокоэффективной в том случае, если организаторы процесса способны наладить обратную связь с низовыми операторами и замотивировать их на исполнение электоральных программ во временном горизонте, превышающим сроки электорального цикла.

Гипотетически существуют две схемы, удовлетворительно разрешающие противоречия, описанные выше. В одном случае следует вести речь об административной вертикали «губернатор - муниципальный руководитель – административный оператор- технолог», при которой каждое последующее звено находится под постоянным контролем со стороны предыдущего.

Кандидатом в этом случае может стать практически любой гражданин, нашедший возможность заинтересовать в своем избрании губернатора и лидера муниципалитета. Издержки, которые могут возникнуть в этом случае, фактически неконтролируемы.

Во втором случае схема оказывается существенно компактней. В нее входят территориальный лидер общественного мнения (ЛОМ), его территориальный оператор и низовой технолог.

Административные органы, в том случае, если кандидат прошел все необходимые согласования, выполняют вспомогательные функции, до определенного момента оставаясь вне электорального процесса.

Теория управления говорит о том, что при прочих равных условиях эффективность той или иной модели зависит от степени ее органичности и способности быть разложенной на меньшее количество составных элементов.

Полагаем, что мы имеем достаточно оснований утверждать, что вторая схема оказывается значительно более жизнеспособной и эффективной. Ее ключевым элементом является собственно кандидат, лидер общественного мнения, длительное время укорененный на территории и способный создать долгосрочную (выгодоприобретательную или же силовую) мотивацию для всех участников процесса выборов.

Рассмотренная схема описывает модель, которую мы обозначали как «приход своих», но аналогичные соображения в полной мере можно адресовать и в отношении двух других моделей.

И в случае мобилизации целевых групп и в случае мобилизации «всех» кандидат, имеющий органические связи с территорией, получает ряд ключевых преимуществ перед коллегой, внедряемым на территорию непосредственно перед голосованием. Возможные возражения, согласно которым местный кандидат, в отличие от федерального выдвиженца, наряду с рейтингом всегда обладает значимым антирейтингом, не выдерживает критики.

Предметом нашего рассмотрения является ситуация выдвижения реального лидера общественного мнения, негативное мнение о личности которого не оказывает существенного воздействия на отношение к нему избирателей.

Опытным технологам и квалифицированным полевым социологам известно, что подобные персоны на территориях существуют практически повсеместно, однако остаются в стороне от избирательного процесса в силу ограниченного характера запроса со стороны конечных бенефициаров избирательного процесса.

Так, в ходе одной из избирательных кампаний на северо-западе России перед технологической группой была поставлена задача избрания провластного кандидата на территории, где были традиционно сильны прокоммунистические настроения. В ходе работы по поиску электорально привлекательных кандидатов выяснилось, что одним из наиболее уважаемых людей поселения является местный фельдшер²⁴, который в ходе последующей избирательной кампании фактически без вложения каких-либо средств в разы обошел представителя КПРФ.

Последний, помимо прочего, обладал значительной поддержкой муниципального властного ресурса.

Важной областью полевых технологий являются встречи кандидата с избирателями. Данная содержательная линия не может быть однозначно интерпретирована как более пригодная тому или иному роду кандидатов.

Местный ЛОМ обладает полным знанием реалий и способен квалифицированно судить о путях разрешения проблемы. «Варяг» может получить преимущество в том случае, если ему удастся осуществить разовую акцию, позволяющую продемонстрировать избирателям способность решать годами копившиеся проблемы.

Один из авторов доклада был свидетелем того, как кандидат на должность главы муниципалитета в ходе прямых выборов нанес поражение своему оппоненту в результате того, что за несколько дней до дня голосования с помощью специальной техники расчистил свалку, на существование которой граждане жаловались долгие годы. Стоимость избирательной кампании обошлась ему по цене пятичасовой аренды грейдера и двух самосвалов.

Простейшая калькуляция показывает, что в случае проведения выборов на больших территориях преимущества такого рода скрадываются, поскольку требуют значительных вложений, впрямую не связанных с предвыборными мероприятиями и требующих очень серьезной юридической и административной поддержки в случае подачи оппонентами иска о том, что в законодательстве принято классифицировать как «подкуп избирателей».

Фактически те же слова можно адресовать и технологиям прямого материально стимулирования, получающим развитие в последнее время.

Наиболее перспективной и эффективной технологией подобного толка, пол мнению ряда экспертов, является проектирование в сфере поддержке местного самоуправления. Характерным примером ее реализации может служить опыт Ленинградской области.

Согласно статье 33 ФЗ №131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», органы государственной власти, органы местного самоуправления и их должностные лица наделены обязанностью содействовать в участии населения в осуществлении местного самоуправления, в том числе в иных формах, не предусмотренных законом.

В целях реализации этих обязательств в 2012 году был разработан и принят закон Ленинградской области № 95-оз «О содействии развитию на части территорий муниципальных образований Ленинградской области иных форм местного самоуправления».

Своей конститутивной частью закон прокламирует несколько целей, в том числе «активизацию участия населения в решении вопросов местного значения», «формирование и развитие институтов гражданского общества», «консолидацию усилий граждан в решении вопросов благоустройства населённых пунктов».

 

Закон предполагает поддержку органами государственной власти субъекта РФ института общественных советов и старост, которые действуют на основании положений принимаемых решениями советов депутатов поселений.

 

Смыслом и содержанием проекта является рекрутинг референтников из социально активной части населения старшей возрастной группы. Активисты- участники программы должны стать основой полевой агитационной структуры избирательной кампании. Побудительным мотивом для референтников является гипотетическая возможность получить бюджетное финасирование для благоустройства собственной среды проживания: двора, придоровой территории, подъездных путей и подобных объектов инфраструктуры

 

.Возникающая в результате структура может быть развернута в каком угодно объеме и адаптирована под избирательную кампанию фактически любого кандидата, интегрированного в региональные властные институты.

 

Генеральным содержанием избирательной работы данного проекта является получение и целевое расходование средств, полученных в виде субсидий общественными советами. Условия их адресного распределения предполагают специальную правовую базу, устанавливающую в общем виде границы территории, на которой действуют общественные советы или старосты, направления их деятельности, уполномоченный орган, осуществляющий деятельность в рамках институтов, каковым по умолчанию становится администрация поселения.

Закон устанавливает определенные ограничения по распоряжению средствами в зависимости от объема дефицита поселения. Так, к примеру, объём софинансирования целевых программ со стороны местных бюджетов начинается с 1% для муниципалитетов, бюджет которых датирован более чем на 80%, и достигает 25% при недотационном бюджете.

 

Получателями финансовых средств являются общественные советы. Сам муниципалитет формально деньгами не распоряжается, но как контролирующий орган следит за целевым финансированием адресной программы конкретного общественного совета.

Адресная программа, предложенная общественными советами и старостами, утверждается советом депутатов поселения. Таким образом, номинально оказываются задействованными все ветви местной власти, но финансирование приближено к проблематике конкретной части территории муниципалитета и людям, там проживающим.

.Подобная схема идеально подходит под нужды региональной власти и, на первый взгляд, уравнивает в правах «своих» и «пришлых» кандидатов на выборах всех уровней. Любое целеполагание в рамках этой модели гипотетически может быть развернуто в субсидию и тем самым при необходимых административных усилиях присвоено произвольным кандидатом, в электоральном результате которого власть оказывается заинтересована.

Однако дальнейший анализ ситуации вносит существенные коррективы в, казалось бы, универсалистский континуум проекта.

Схема, прописанная в законе Ленинградской области № 95-оз, предполагает значительную меру участия в ее реализации региональных и местных властей, а одно это обстоятельство требует осуществления долгосрочных и крайне затратных по содержанию мероприятий по увязыванию интересов региональных и местных элит.

Другим, не менее серьезным отягощением является фактический адресат субсидий, прописанный в законодательстве Ленинградской области. Их целевой группой по факту можно считать гражданских активистов территорий. Излишне говорить о том, что последние находятся в сложных, если не сказать неприязненных, отношениях с местными администрациями.

В случае отсутствия реального распорядителя средств целевых субсидий местные и региональные власти могут в самом скором времени столкнуться с тем, что программы либо не в полной мере достигают поставленных перед ними целей, либо вовсе не достигают их.

Для того чтобы норма, прописанная в законодательстве, реально работала, региональная власть должна предпринять целый ряд серьезных организационных усилий, направленных на сопровождение проектов.

По сути, такого рода деятельность предполагает развертывание сети, во многом дублирующей формальные институты муниципальной власти и одновременно порождает значимое напряжение во взаимодействии с территориями.

Последние в какой-то момент времени справедливо начинают опасаться, что конечный адресат целевого субсидирования гражданских активистов подведомственного им поселения или района – корпус их личных конкурентов на ближайших выборах, полностью подконтрольный региональному начальству.

Здесь уместно было бы привести характерное свидетельство об осуществлении реальной практики поиска и продвижения кандидатов в органы местного самоуправления: « Нужно видеть и понимать еще одно важное условие, работавшее на единороссов. Большинство выдвиженцев «Единой России» являлись по совместительству и выдвиженцами районных властей. Последние традиционно ведут целенаправленный и системный подбор кандидатур в органы местного самоуправления низового уровня, это их естественная кадровая политика. А единороссы просто используют этот готовый механизм, приклеивая ему, так сказать, партийный ярлычок. Так что большинство так называемых «побед» «Единой России» на поверку оказывается победами районных властей»²⁵. Мнение, высказанное членом Бюро Совета регионального отделения партии «Справедливая Россия» в Алтайском крае Владиславом Вакаевым в 2009 году остается актуальным и по сей день.

Проекты, аналогичные рассмотренному выше, существенно затрудняют работу муниципальных властей и потому обречены на стойкое недопонимание всех плюсов и минусов казалось бы универсальной схемы со стороны низовых руководителей.

2. Полевые неэлекторальные технологии

Схожие соображения могут быть адресованы к так называемым «неэлекторальным методами работы». Технологии, направленные на значимое искажение результатов волеизъявления в пользу того или иного кандидата, могут работать только в случае существования налаженной организационной инфраструктуры, существующей во временной перспективе, превышающей один избирательный цикл.

Все существующие на данный момент решения подобного рода предполагают создание предельно конкретной мотивации совершения того или иного электорального действия. При этом следует иметь в виду, что шаг персональной лояльности акторов такого процесса ничтожно мал.

Коммуникация может осуществляться только между конкретными людьми и быть выстроена на долгосрочном замотивированном личном контакте.²⁶

О том, что существующие схемы обладают действенностью, может свидетельствовать практика наблюдения представителей оппозиционных партий над соблюдением закона в день голосования. Так, партия «Яблоко», осуществлявшая федеральный мониторинг в 2013 году, обнародовала данные лишь о 24 эпизодах, имевших место в 9 регионах.²⁷ Излишне говорить о том, что реальный объем злоупотреблений, к сожалению, представляется значительно большим.

Единственной возможной формой удачной работы на электоральном поле следует признать наличие разветвленной технологической сети, способной адаптироваться под задачи, поставленные реальным руководителем территории или его доверенным лицом.

При этом речь следует вести именно о локальном лидере, обладающем всей совокупностью силовых полномочий на сопровождение деятельности неэлекторальных команд.

Типичной ошибкой для данного рода случаев является установка ряда руководителей регионов на административную вертикаль. Руководители такого рода, будучи, как правило, внедренными на территорию волей федерального центра, игнорируют то простейшее соображение, согласно которому ключевым условием функционирования человека в муниципальных элитах является то репутационное пространство, которое он занимает.

Авторы доклада могут привести весьма показательный с этой точки зрения пример. Один из сотрудников, сотрудничавший с нами в рамках второстепенного социального проекта (межмуниципальный молодежный фестиваль) в электронной переписке о расходовании предоставленных средств венчал свою корреспонденцию подписью «Имярек, помощник депутата законодательного собрания Н-ской области, депутат муниципального Н-ского района, член постоянных комиссий…» Дальше следовал список подразделений, в работе которых принимал участие отправитель письма.

Люди подобного толка, а их в муниципальных элитах подавляющее большинство, не могут быть мотивированы на какое-либо действие никак, кроме как извне. При этом внешнее побуждение к действию не может носить сугубо силовой, или сугубо прагматический характер, поскольку в этом случае человек рискует потерять лицо, а при всех понятных оговорках это обстоятельство представляется ему самым страшным исходом гипотетического акта, совершенного в пользу того или иного властного центра.

Реальную мотивацию в подобной группе случаев могут нести только две содержательные линии. В первом случае актор после совершения электорального действия должен быть немедленно изъять из иерархической социальной среды (условно говоря, переведен на работу в другую территорию). Во втором - совершению действия должно предшествовать создание средовой атмосферы, внутри которой осуществление ряда манипуляций в чьих-то интересах должно рассматриваться как непременная доблесть.

Очевидно, что первая схема представляется едва ли осуществимой в условиях ресурсной достаточности и неосуществимой вовсе в ходе регулярно устроенного избирательного процесса.

3. Информационные технологии

Ключевым элементом федеральной избирательной кампании служит медийная составляющая. В самом деле, четко сформированный сигнал на кроссрегиональном уровне формирует повестку дня, адекватную электоральным ожиданиям той или иной группы избирателей и позволяет достичь консолидационного эффекта, получаемого с помощью других технологий в существенно ослабленном виде.

В современном российском обществе существует внятный запрос на обновление элит. Фактически воспроизводится ситуация 1999 года, когда социум ни в коем случае не был готов мириться с сохранением существовавшего статус-кво.

Эффект обновления 2011-2012 гг., во многом ослабленный исполнением задачи по обеспечению преемственности исполнительной власти, к значимым результатам не привел.

Простейшим и, возможно, эффективнейшим посылом кампании 2016 года может стать антикоррупционное обновление элит. Гипотетически под эту повестку могут быть подтянуты какие угодно федеральные персоналии, способные обеспечить внятное и адекватное донесение этого месседжа на медийном поле.

Но организаторы подобной кампании неизбежно столкнуться с двумя вполне предсказуемыми отягощениями. На межсубъектном уровне невозможно найти достаточное число спикеров, имеющих, с точки зрения избирателя, достаточное моральное право вербализовывать подобную повестку Действительно, странно было бы слышать нечто о беспощадном выкорчевывании растрат или мздоимства из уст людей, подобных тому же Пехтину.

Однако ключевым является затруднение иного рода. Обозначенное общественное зло в общественном сознании должно вытесняться маркированным социальным добром. На место скомпрометировавших себя общественных деятелей должна придти новая волна парламентариев, формально не имеющая никакого отношения к злоупотреблениям последнего времени.

Возникающему запросу способны удовлетворить только высокорейтинговые кандидаты с территорий, способные адаптировать федеральную повестку к региональным реалиям и донести ее до целевых групп избирателей.

Конечно, и при реализации этой схемы возможны самые различные подходы, вплоть до делегирования ЛОМа Хабаровского края в Калининградскую область, а уважаемого человека из Таймыра – в Таганрог.

Но поскольку эффективность подобных решений весьма невысока, единственной приемлемой возможностью «привязки» федеральной повестки к местной проблематики остается построения системы рекрутинга и интеграции во властные институты локальных лидеров общественного мнения.

Помимо этого, не следует упускать из виду типовые структуры субъектных медиасплитов, главное место в которых занимают региональные СМИ. Федеральная повестка, для того чтобы стать убедительной, обязана быть упакована в местных спикеров и с точки зрения выстраивания повседневной для избирателя информационной коммуникации.

Совмещение продвижения электоральной персоналии и доминирующей содержательной линии представляется оптимальным экономико-технологическим решением.

4. Электронные технологии

Существенно сложнее обстоит дело с «серыми» электронными технологиями. Их основным содержанием является агитационное «прорастание» в повседневную коммуникативную среду пользователя и создание ценностного пространства, ориентированного в пользу того или иного кандидата и/или политической силы.

Тенденцией последних лет на этом рынке стало создание системы фейковых аккаунтов, интегрированных в полноценные бот-сети. Пионером этого направления в России традиционно считается екатеринбургская технологическая школа. Значительный резонанс в целевых средах вызвал так называемый «ботогейт», разоблачение группой силовиков, пожелавших остаться неизвестными системы подставных аккаунтов, заведенных под проведения пиар-кампании по поддержке тогдашнего губернатора Свердловской области А.Мишарина

В общих чертах история известна.²⁸ Благодаря тому, что история всплыла наружу, мы имеем возможность обсуждать в публичном поле основные принципу работы бот-сети, ее устройство и характеристические черты.

Так, известно, что екатеринбургская группа курировалась начальником управления интернет-ресурсов администрации губернатора и ее работа направлялась блог-секретарем А.Мишарина. В технологическом отношении группа исполнителей была немногочисленна. Ее фактическим руководителем был один из лидеров этого сегмента рынка политических услуг П. Маматов²⁹.

Сложно сказать, насколько интернет-пропаганда в пользу А.Мишарина оказалась эффективна. Интересно другое. Электронная «защита» губернатора строилась на противопоставлении «своего» губернатора и пришлых кандидатов на этот пост. СМИ тиражировали фразу бот-корреспондента: «Мишарин - наш родной уральский. Он здесь родился, вырос, женился. Хорошо, что регионом правит не приезжий варяг из столицы, а наш с вами земляк. Ему эти края небезразличны».³⁰ Содержательные месседжи, не обусловленные ситуационной прагматикой, носили во многом аналогичный характер.

С более актуальными проблемами электронного сопровождения политического процесса можно ознакомиться, в частности, здесь³¹.

Сопровождение такого рода проектов завязано на сугубую персонализированность высказывающегося. Успех электронных агитационных сетей возможен только тогда, когда они «проложены» местными реалиями, выстроенными в соответствии с локальными ценностными системами.

Дихотомическое сознание обывателя, оперирующее категориями «свой» - «чужой», «хороший» - «плохой», способно с большей эффективностью интегрировать рекламную информацию только в том случае, если текстовой массив, предлагаемый его вниманию, содержит элементы, маркированные «локальной уникальностью».

Было бы опрометчивым утверждать, что подобные технологии невозможно развернуть в пользу политических сил или кандидатов, напрямую не завязанных на территории. Однако степень эффективности экспериментов подобного рода окажется, по всей вероятности, существенно ниже, нежели в екатеринбургском случае и ситуациях, аналогичных ему.

Таким образом, подводя предварительные итоги, мы имеем основания утверждать, что первичный анализ основных разновидностей избирательных технологий, используемых на практике, доказывает их высокую способность адаптации к модели работы с лидерами общественного мнения территорий. Последняя представляется более гибкой, компактной и связанной с меньшим числом издержек, нежели модель, предполагающая экстренное внедрение на территорию представителей федеральной элиты.

5. Опыт московских кампаний 2013-2014 гг.

Прошедшие в 2013-2014 годах выборы в Москве доказали справедливость того обстоятельства, что в ходе актуальных избирательных кампаний локальная проблематика преобладает над общефедеральной. Фактически, мы имеем все основания говорить о том, что актуальная соревновательность обеспечивалась при помощи апелляций к местным и даже субместным реалиям. В известном смысле, преимуществом в общественном сознании обладал тот кандидат, который демонстрировал свое знание социальной и коммунальной проблематик отдельных территорий.

При прочих равных (политических, макроэкономических, этнокультурных) адресациях избиратель с большей готовностью отождествлял себя с тем кандидатом, который мог продемонстрировать свое владение практическими технологиями благоустройства и коммунальной модернизации.

С одной стороны, таким образом обеспечивалось «приземление», «одомашнивание» актуальной повестки, с другой – вовлеченность активных электоральных групп в избирательный процесс. В последнем случае можно говорить о том, что в Москве в полной мере была реализована технология «домовых сходов», показавшая свою высокую эффективность в избирательных кампаниях в малых и средних городах, что, по всей видимости, свидетельствует о стабилизации локальных московских микросоциумов.

Более того, формирование институтов сопровождения актуальных технологических преобразований территорий и является в очень значительной степени единственной по настоящее время живой формой местного самоуправления.³²

Отдавая себе в этом отчет, следует, по нашему мнению, совершенно иначе выстраивать не только электоральную, но и социальную практику работы с территориями.

Важным элементом такой практики следует признать таргетированную работу с социальными сетями. Группы, или как принято говорить на профессиональном сленге «паблики», консолидирующие людей по признаку приверженности к обсуждению и оптимизации решений в области локальных проблематик, показали свою высокую эффективность по отношению к традиционным печатным и электронным СМИ. Эффект близости актуальной повестки дополняется выстраиванием горизонтальных связей, что в существенной степени повышает мобилизационную активность электоральных групп, сформированных по данному принципу.

Излишне напоминать о том, что кандидат, погруженный в сублокальную повестку территории, получает в данном сегменте работы с избирателями значимое, а возможно, и решающее преимущество.

В этой связи в ходе московских кампаний обращало на себя внимание почти полное игнорирование актуальной политической (крымской и «новороссийской») проблематики. Слоган «Вернули Крым – вернем и бесплатные парковки» остался забавным эпизодом, не получившим сколько-нибудь серьезного развития.

Политическая повестка, по мнению избирателя, институциализирована федеральными исполнительными органами власти и не имеет значимого отношения к проблематике местного самоуправления.

Прямой или косвенный отказ от ее обсуждения в публичном пространстве привел к трансформации протестных настроений в городе.

Если прежде территория считалась «нетипичной» для электоральной России и «протестной» по преимуществу, то по результатам избирательной кампании 2013-2014 года впору говорить о том, что власть обладает достаточно эффективными инструментами конвертации «недовольства» в приемлемые социальные практики, связанные с разработкой локальных проблематик.

Московские «особенности» оказываются таким образом следствием недостатком избирательной работы предшествующих циклов и невниманию к селекции спикеров, озвучивающих интересы региональной власти.

Местный опят последних двух лет наглядно доказывает тот факт, что политическая воля, дополненная универсальными технологиями, конвертируются в приемлемый результат.

Не в последнюю очередь это происходит потому, что проблематику территории озвучивают местные ЛОМ, ориентированные на решение сугубо актуальных проблематик.

Полученные в Москве результаты наглядно свидетельствуют о том, что в случае сохранения преемственности примененных здесь подходов (и в отношении работы с протестным электоратом, и в части учета специфики мажоритарных округов, и с точки зрения организации взаимодействия с большими массами избирателей), федеральная власть способна добиться приемлемого результата и в ходе предстоящей избирательной кампании в ГД ФС РФ 2015-2016 гг.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Подводя итоги аналитического обзора избирательных кампаний 2012-2014 годов в разрезе подготовки к выборам в Государственную думу Федерального собрания РФ по мажоритарным округам, можно сделать следующие выводы:

 

1. Основной задачей администраторов избирательного процесса на предстоящих выборах будет являться обеспечение преемственности власти.

2. Основная задача предстоящей федеральной избирательной кампании не может быть обеспечена без частичного (возможно, значительного) обновления представительских элит.

3. В условиях дистанцирования Президента РФ от практики партийной соревновательности обеспечить исполнение подобной задачи будет сопряжено с рядом значительных сложностей.

4. Комплексное решение этой задачи оказывается невозможным без учета фактора политической локализации электората.

5. В этой связи перед ответственными лицами встает ряд задач, связанных с перепозиционированием «обоймы» депутатов, удовлетворяющих основным требованиям, выдвигаемым новой политической реальностью.

6. Значительное большинство депутатов, интегрированных в систему действующей власти, не имеют значимого соревновательного опыта участия в федеральных избирательных кампаниях.

7. В настоящее время власть не пришла к какому-либо однозначному выводу о принятии той или иной избирательной стратегии по отношению к выборам по мажоритарным округам. Результаты региональных избирательных кампаний, на первый взгляд, не позволяют сделать вывод о преимуществах той или иной административной модели выдвижения и поддержки кандидатов.

8. В настоящее время существуют две генеральные модели работы с кандидатами-мажоритариями. Согласно первой из них, ставку следует делать на федеральных референтников, согласно второй – на локальных лидеров общественного мнения.

9. В ходе проведенного анализа мы с пришли к выводу, что вторая модель выглядит существенно предпочтительнее с административной, организационной и ресурсной точек зрения.

10. Внедрение федерального референтного лица в чуждую для него среду сопряжено со значительными издержками и не удовлетворяет глобальному электоральному запросу.

11. Анализ избирательных кампаний 2012-2014 гг. показывает, что в обществе оформился внятный запрос на эффективного представителя-управленца, обладающего значимым опытом социального проектирования на территории.

12. Социальная структура российского общества оказывается достаточно стабильной для того, чтобы обладать мерой внутреннего сопротивления к насильственному внедрению на территорию человека извне, пусть даже и обладающего федеральной известностью.

13. При подготовке к выборам по мажоритарным округам увеличивается роль региональной и муниципальных властей. Без взаимодействия с ними кандидат-одномандатник не может рассчитывать на стабильно обеспечиваемый и предсказуемый результат.

14. При работе в мажоритарных округах уменьшается значимость федеральной повестки и существенно возрастает роль локальных проблематик преимущественно прагматического толка.

15. Не существует универсального решения в области обеспечения явки на предстоящих выборах. На каких-то территориях власти следует ее ограничивать, на каких-то - стимулировать. В условиях практики единого дня голосования с низким показателем активности избирателей обеспечение исполнения дифференцированных задач может создать для администраторов процесса значимые трудности.

16. В настоящее время формируются юридические и технологические схемы, позволяющие региональной власти в значительной мере контролировать работу гражданских активистов и использовать их ресурс в собственных целях.

17. Система работы на территории среднестатистического мажоритария содержит потенциально конфликтную схему во взаимодействии региональных и муниципальных властей. В ходе осуществления избирательной кампании это обстоятельство следует учитывать.

18. Победу кандидату, избирающемуся по одномандатному округу, могут обеспечить только полевые сети, работающие в промежутке целеполагания, превышающем электоральный цикл.

19. Обзор существующих технологических схем электоральной работы убедительно доказывает преимущества модели с опорой на локального лидера общественного мнения.

20. Вопреки сложившемуся мнению, можно говорить о том, что федеральные СМИ в ходе предстоящей кампании не будут играть определяющей роли. Их место займут муниципальные носители передачи информации, а также решения в области электронных технологий и социальных сетей.

21. Следует отдавать себе отчет в том, что технологическое обеспечение избирательных кампании в социальных сетях и смежных сегментах не может быть достигнуто без опоры на авторитет локальных лидеров общественного мнения, укорененных на территориях.

22. Согласно нашему анализу, не существует принципиальной разницы в работе федерального референтника, не укорененного на территории, в городах и местностях с высоким процентом сельского населения.

 

Все эти факторы, по нашему мнению, свидетельствуют о том, что практика рекрутинга и интеграции в существующие властные схемы локальных лидеров общественного мнения представляется более предпочтительной, нежели иные схемы работы по организации избирательных кампаний одномандатников.